«КОРОНАВИРУС ЗАГНАЛ МЕНЯ В ОФИСНОЕ РАБСТВО»

Откровения сотрудницы колл-центра, которая вынуждена выживать вопреки всем нормам и правилам пандемии

Жанне 40 лет, она живет в большом городе на юге России. Нам она прислала свой дневник, в каком кошмаре ей пришлось существовать последний месяц. Она до сих пор не знает, больна она или здорова, инкубационный период еще не закончился, но она понимает, что в таком же положении, как она, находятся сейчас сотни тысяч офисных сотрудников по всей России. Которым просто некуда деваться, кроме как ежедневно по восемь часов отсиживать в источнике заражения.

Предыстория Жанны

«В первую пандемию я потеряла обе свои работы. Одной я отдала половину жизни, другая была хорошей подработкой в смежной профессии.

Сначала как-то верилось, что все наладится. Но нет, большинство сфер обслуживания, спорта, культуры, похоже, приказали долго жить.

Так что пришлось срочно искать замену, чтобы элементарно прокормить себя.

Оглядевшись, я пришла в ужас от мизерного количества предложений о работе и огромного числа соискателей — кто не верит, зайдите, например, в раздел «работа» на любом сайте вакансий. Средняя зарплата по рынку при этом упала в полтора-два раза.

То, что месяц назад все-таки удалось устроиться в колл-центр техподдержки одной крупной компании, это мне еще повезло. Просто я тогда не знала, что окажусь в самом эпицентре бушующего коронавируса.

Неделя первая

Небольших офисных зданий в округе множество. Вот в одном из них я теперь и тружусь.

Самые старые сотрудники, которых я знаю, устроились сюда примерно полгода назад, но большинство работает гораздо меньше. На волне пандемии московская контора уволила своих, местных, перебросив коллцентр в наш город, сэкономив тем самым на аренде, на налогах и на зарплате. Не устраивает — насильно никто никого не держит.

График работы — 12–14 часов в сутки. Оформить обещают в обозримом будущем. Зарплата — чуть выше минимальной оплаты труда по РФ. Также предусмотрены ночные дежурства.

В офисе, по сути, нет окон — просто рамы со стеклом, вмурованные в стену. Они не открываются. Здание построено так, что естественная циркуляция воздуха отсутствует. Вентиляция только принудительная, через кондиционеры.

Есть пожарный выход, к нему ведет стрелочка на схеме эвакуации, висящей на стене. Но дверь заперта намертво.

В нашем опен-спейсе в четыре смены трудятся около тридцати человек. Сидим локоть к локтю, на головах друг у друга. Плотненько. Еще есть контролеры, которые надзирают за тем, чтобы мы не били баклуши. Ни о какой социальной дистанции речи не идет.

Уборка не производится. Раньше раз в день, вечером, приходила пожилая женщина, возила посередине пола тряпкой и мыла санузлы. В целях экономии от ее услуг отказались. Пытались заставить нас самих убираться по очереди после смены.

Ни о каких ограничительных мерах, которые требуется соблюдать в целях профилактики заражения, речи нет вообще. Помещение можно покидать не больше чем на 10 минут, не чаще чем раз в два часа. И еще 60 минут на обед.

Разумеется, никаких санитайзеров, кварцевания и обработки поверхностей.

После того как цифры неожиданных «отпускников» в нашем колл-центре дошли до критических, собрали всех работников смен и объявили, что у нас есть случай заражения ковидом. Подтвержденный тестами.

Оказывается, мы как минимум неделю отсидели бок о бок в одном помещении с инфицированным коллегой.

Поэтому работать с сегодняшнего дня будем на дому. Распишитесь, что ознакомлены с приказом.

Выясняется, первый заболевший был не первым, а третьим. До этого еще одна девочка слегла с диагнозом двусторонней пневмонии. Сообщать, разумеется, никому не стали. А самой девочке было не до этого. Как узнали? А просто она слегка очухалась, вышла в общий чат и, мягко говоря, была удивлена, что никто не в курсе, что она не в отпуске, а болеет.

Сейчас шлет нам свои рецепты и чеки с астрономическими суммами за лечение и рассказывает, как жутко было лежать в больнице.

Неделя вторая

Тот день, когда мы пришли на работу и тут же разошлись обратно, сказали, вычтут из зарплаты.

Работать же отныне велено из дома, за свой счет обеспечивая полноценное функционирование офиса.

Из интересных особенностей удаленки: доступ к рабочим возможностям и, соответственно, ПО мы должны добывать сами. Компания не обеспечивает ровным счетом ни-чего. Кто-то вынужден был за свой счет купить ноутбук, что встало значительно дороже, чем месячная зарплата. Кто-то — другие дополнительные устройства. Админ не помогает решить этот вопрос. Я, например, вынуждена работать в урезанном техническом режиме. Так как со своей крошечной зарплатой я, увы, не могу приобрести нужные программы.

Одна девочка рискнула потратиться на ноутбук в кредит, как станут изворачиваться другие, пока не знаю.

В полуприказном порядке велено сдать тесты на коронавирус. Разумеется, за свой счет, в свой выходной. Нам сказали: идите в поликлинику, добивайтесь, как хотите, но чтобы тесты были.

Только главное, если у вас найдут ковид, вы обязаны говорить, что заболели дома, нигде не работаете, и не называть ничьих имен. Иначе уволят.

То, что в поликлинику километровые очереди, которые начинаются с улицы, независимо от погоды, никого не волнует. Что заразиться в этой очереди можно чем угодно — тоже по барабану.

Насколько я в курсе, так как официального распоряжения сверху не было, никто из наших на анализы так и не пошел.

Проработав из дома неделю, случайно узнала, что заразу подхватили еще четыре сотрудника. То есть они выходили на смену, будучи инфицированными. Я помню, как одна из них неоднократно просила у коллег таблетки от головной боли. В том числе и у меня. Она сейчас лежит в больнице. Про другую вообще ничего не известно. У оставшихся двух симптомы проявились уже на дистанционке.

Неделя третья

Младшее руководство отправилось догуливать теплые деньки на побережье. От моря до нас меньше ста километров. То есть, несмотря на то, что мы считаемся контактными и должны соблюдать карантин, часть народа все же поехала развеяться, в том числе и на общественном транспорте.

Ну что ж. Для меня это означает одно — в ближайшее время нас не отправят обратно в офис. Работа из дома в сложившихся условиях для меня предпочтительней.

Кстати, трудовые договора не показали до сих пор. Зато напоминают об обязанности неразглашения рабочих данных (через нас бесконечно проходят паспортные данные клиентов и прочая личная информация, касающаяся документов), под страхом опять же увольнения и судебных исков.

Все это доносится до нас письменно, на почту, из центрального офиса или озвучивается

надзирателями на планерках. Мы уже привыкли пропускать эту информацию мимо ушей.

Когда твоя работа заключается в том, чтобы по двенадцать часов терпеть, как на тебя в трубку орут разъяренные люди, выслушивать сальности развлекающихся извращенцев или матерные заверения о том, как приедут, найдут офис, набьют всем морду за плохую работу, а заодно терпеть угрозы от надзирателей: «Тебе выписан штраф, потому что ты недостаточно хорошо разрулила, успокоила, умаслила орущего клиента», то постепенно перестаешь реагировать на внешние раздражители. Оскорбления становятся фоном, стрессовой нормой.

Все, что только и хочется сделать после бесконечной смены — заснуть и никогда не просыпаться. За месяц работы я получила обострение гастрита и нарушения сна. Но деньги сейчас важнее. Даже когда унижают так, что перестаешь чувствовать себя человеком, мысль об оплате счетов ЖКХ перевешивает. Ненавидишь себя, но продолжаешь улыбаться.

Это мясорубка, концлагерь. При этом все прекрасно понимают, что из-за пандемии нам некуда деться. Что даже на наши вакансии стоит очередь с десяток человек.

А значит, можно бесконечно и безнаказанно завинчивать гайки. Штрафовать, оставлять без зарплаты и оформления, что в итоге приводит к невозможности пойти на биржу труда и получить хотя бы минимальную социальную помощь.

Недавно выяснилось, что ночные смены продолжают работать все в том же зараженном помещении. Их не отправили на удаленку. Только теперь у них другой график. Приходят и уходят сотрудники так, чтобы соседние офисы не подозревали, что они здесь. Иначе закроют все здание и выставят штраф владельцам бизнеса. По слухам, в ночной смене есть двое заболевших.

Сотрудница вышла в ночь с температурой. Пьет антивирусные, витамины, жаропонижающее. Говорит, с утра еще ничего. К восьми-девяти вечера становится намного хуже, боится, что наделает ошибок. За наши ошибки нам выписывают штрафы. За то, что мы сидели все в одном помещении с больными и это замалчивалось, мы несем ответственность сами. И лечиться — тоже сами. И на больничный — за свой счет.

Все заболевшие пишут в чат очень редко. Хорошо, что у них есть семьи. С одной стороны, страшно, так как близкие тоже ходят на работу и, по сути, разносят заразу дальше. Но без помощи родных лично я не знаю, как бы больные выкарабкивались.

Я живу одна, и, случись что, помочь будет некому.

Неделя четвертая

Если я заболею, вопрос встанет еще более остро. С весны у меня стоит «тревожный чемоданчик» в коридоре. В нем минимальный набор лекарств, документы, вещи в больницу. Если меня туда вообще заберут. Сейчас, как говорят, госпитализируют только самых тяжелых.

Если же, что скорее всего, оставят лечиться дома, то я все равно должна буду выходить в магазины, аптеку, выносить мусор.

Все это только мои проблемы.

В конце концов на меня как на человека всем наплевать. Я не инвалид, не пожилая пенсионерка, не многодетная мать. Мне не положены льготы и преференции. Мне никто ничего не должен: ни государство, ни соцслужбы, ни работодатели.

Но почему сама я, получается, должна продолжать постоянно и во всем проявлять гражданскую сознательность?

Мне могут сказать «это же был твой выбор — работать здесь».

Да, это мой выбор — рисковать своим здоровьем за полрубля или подыхать с голода.

Начальство передало, что через четырнадцать дней все, кто остался здоров, должны выйти с удаленки.

Считается, что все закончилось, непосредственной угрозы больше нет. Офисный карантин подошел к концу. Мы обязаны вернуться, потому что иначе хозяева компании могут сократить расходы на содержание регионального филиала. А это никому не выгодно.

Так что придется снова ездить в общественном транспорте, сидеть в грязном помещении, разносить заразу и молиться о том, чтобы следующей оказалась не я».