Может, с ним что-то не так?
Екатерине Кронгауз, автору книги «Я плохая мать? И 33 других вопроса, которые портят жизнь родителям», пришлось усвоить один принцип: главное, что бы ни случилось с ребенком, – не гуглить!
Водиннадцать месяцев Лева заболел. И болел очень странно. У него поднималась температура до 39,9 и не сбивалась или сбивалась обтиранием водкой (теперь мне уже объяснили, что обтирать водкой страшно опасно) на полчаса и снова поднималась. Скорая приезжала к нам в течение двух недель по два раза на дню. Один раз, когда у него было 40,1, скорая не просто приехала ровно за пять минут, но врач еще и звонил с дороги, рассказывая, что надо делать.
Лева болел каждый месяц до полутора лет. Мой принцип, что я не буду давать ребенку антибиотики, конечно, пришлось отменить сразу. Лева перерос это как-то, Яша так никогда не болел, и вообще с тех пор все болезни и температуры ниже сорока меня не слишком беспокоят. Кто держал на руках своего одиннадцатимесячного закипающего и теряющего сознание первенца – тому все ОРВИ не страшны.
***
А еще Лева очень долго не разговаривал. И меня это тоже совершенно не волновало. Я бы даже сказала, что я не очень замечала, что он не разговаривает. Он мог тремя словами и какими-то звуками пересказать мне историю о том, что, пока меня не было, папа чистил Яше уши и Яша плакал. Он все понимал, все мог объяснить, а я понимала его – уже сложно вспомнить, как.
Его ровесники пели песни из мультфильмов, читали стихи наизусть, но Лева все равно нравился мне больше всех и не вызывал никаких подозрений. Волновалась бабушка, она все время пыталась его кому-нибудь показать, но поскольку бабушка всегда пытается всех отправить к врачу, я не придавала этому никакого значения.
Леве исполнилось три, а в его словарном запасе было 20 слов, три из которых по-английски, и ни одного связного предложения. Это было странно, но дедушка говорил, что Эйнштейн заговорил в пять – и ничего. Лева любил считать и вообще все, что связано с цифрами, поэтому сравнение с Эйнштейном меня вполне устраивало. А главное, меня полностью устраивал Лева, он был маленький здоровый, счастливый, смешной любимый ребенок. И вот в три года Лева остался с бабушкой на неделю один. И бабушка его «показала» своему знакомому логопеду-дефектологу. Та по скайпу наговорила про Леву каких-то слов, которые я тут же, слава богу, вытеснила из своей памяти, но это заставило нас записаться на прием на комиссию из логопеда, психолога, невролога и дефектолога в Центр лечебной педагогики.
***
Втроем с мужем и Левой мы пришли на прием. Лева со всеми поздоровался, представился, стал бегать, играть в игрушки, односложно отвечать
на вопросы, собирать пирамидку – в общем, был невероятно вежлив, мил, обходителен и обаятелен, мы с мужем с гордостью за ним наблюдали. Попутно я объясняла, что у Левы год назад родился брат, что мы только что вернулись из другой страны, где провели восемь месяцев, и, может, это все стресс.
И вдруг дефектолог медленно закивала и сказала: «Да, вижу». И они стали объяснять, что у Левы проблемы с ощущением собственного тела, звучали слова «сенсорика», «моторика», «алалия», что это стало частым явлением у московских детей и что у них в центре половина таких, стали говорить про занятия и книжки, которые надо прочесть. Я спросила про перспективы, но мне сказали, что сейчас что-то говорить рано, надо посмотреть в динамике. А Лева бегал, улыбался, обнимал психолога и был очень рад обилию игрушек.
Я вышла оттуда и еще несколько недель не могла прийти в себя. В детстве Лева не плакал, когда падал, когда ударялся головой о косяк. Мне казалось, что это ужасно круто, что вот какой он крепкий молодец. Он ненавидел рисовать и не хотел держать карандаш в руке. Ну и что? Я сама ненавижу рисовать, чего тут удивительного, он ведь мой сын. Он никогда не любил спорт и опасности, никогда не залезал высоко – так ведь это мамина радость. Господи, что я наделала?! Почему не поняла, что все это – симптомы?! Перед нашим уходом комиссия поинтересовалась, разговаривает ли мой годовалый сын, который не произносил к тому моменту ни одного слова.
***
Еще со времен беременности я знаю: главное, что бы ни случилось, – не гуглить! Потому что русскоязычный интернет на любой запрос выдает конец света. Простудилась во время беременности? Плоду конец. Вы попробуйте.
Я перестала гуглить что бы то ни было рядом со словом «беременность», когда напоролась на какой-то текст со словами «В последнее время много больных детей стало рождаться у матерей, употреблявших во время беременности картофельные чипсы». Но тут я не выдержала и ввела все названные мне про Леву слова в Гугл. А потом и по-английски. Ну, в России сразу советуют сажать на психотропные таблетки, в Америке, конечно, советуют вступить в ассоциацию родителей детей с сенсорной алалией. Может заговорить, может не заговорить – написано всюду, может всю жизнь говорить как будто с акцентом, может говорить как будто на иностранном языке, дислексия, дисграфия. Я читала насоветованные книжки и видела в каждом симптоме Леву, в каждом возможном развитии – свою судьбу.
Представьте себе, вы кому-то доверяете, а он оказывается предателем. А представьте себе, что это вы и есть. Что вы три года не замечали, что вашему сыну нужна помощь. А теперь – неизвестно даже, сможет ли он говорить. Господи, что я наделала?! Почему я была спокойна и довольна, когда надо было бить во все колокола? Что теперь будет?
***
Лева стал каждую неделю ходить на занятия с психологом, дважды в
неделю к нам домой приходил логопед, а по выходным я стала водить его на спорт. А летом все занятия закончились – Лева уехал на дачу и стал жить с тремя старшими сестрами и братьями. И заговорил. Не знаю, что это было и что ему помогло. Прошло еще полгода, и его речь сравнялась с речью его сверстников.
Но с тех пор мне все время казалось, что с ним что-то не так. Он жалуется на ноги – и я думаю, что у него что-то с костями. Он говорит, что у него нет сил, – и я даже не хочу говорить, что я думаю. Я стала думать, что он особенный, что он плачет все время, потому что чувствует больше, чем остальные дети, что он ранимее, что у него чересчур развиты математические способности и, наверное, он в аутистическом спектре, он не может усидеть на месте – видимо, он расторможенный и надо попить успокоительного. Какой у него грустный взгляд. А однажды Лева, когда я ему сказала, что нельзя бить Яшу, трагически спросил: «Мне что, теперь дома нельзя будет жить?!» Я тут же и зарыдала. Ведь пора бы уже раскрыть тайну Левиного рождения – я САМА его родила, он не усыновленный, откуда это все?!
Еще чуть-чуть, и я бы точно отправила Леву на чекап. Но он успокоил меня сам. Засыпая, Лева обнял меня нежно-нежно и сказал, что у него болит живот, спина, голова, ноги, уши, что зуб у него выпал на тарелку, что у него ранки, что у него нет сил и он умер. Уф, пришло время успокоиться. С моим мальчиком все в полном порядке.